Йерон Вербрюгген оставил пост солиста труппы Монте-Карло всего четыре года назад, когда принял место хореографа Большого тетра Женевы. «Щелкунчик», объединивший партитуру Чайковского и визуальный ряд лучших работ Тима Бертона, стал его первым спектаклем в новой роли. Показать российскому зрителю абсолютно другую сторону волшебной сказки – мистическую, местами мрачноватую, более взрослую – он мечтал давно. И сделал это на фестивале Dance Open, только-только закончившемся в Петербурге.
Зритель, воспитанный на «Щелкунчике» Мариинского и Большого театров, постановкой бельгийца был бы шокирован. Однако нам история Вербрюггена пришлась по душе. На то есть несколько причин.
Зрелищность и оригинальность
Если Тим Бертон однажды решит экранизировать «Щелкунчика», он вряд ли справится лучше. Вдохновившись мультипликационной работой режиссера «Кошмар перед Рождеством», Йерон Вербрюгген использовал темные краски и резкие мазки для своей постановки. В основу истории, как и режиссер, положил глубокий смысл: подростковые проблемы, поиски своего «я», борьбу с противоречивостью натуры, сложный поиск друзей и злость от собственной ничтожности. Но язык его далеко не прост. Прочитав либретто, вы скорее всего подумаете: «Да? Спектакль был об этом?» Свой сюжет режиссер не объясняет — сцены сменяются, словно кинокадры; танцоры движутся по сцене со скоростью, которой позавидовала бы половина европейских балерин. При этом действо происходит в сюрреалистичных декорациях и потрясающе эффектных костюмах, создающих мистический антураж. Этот вихрь захватывает в самом начале и отпускает только с последним поклоном труппы.
Мари и Дроссельмейер
Юми Айзава, исполнившая роль Мари, из 110-ти минут спектакля едва ли отстутствовала на сцене дольше десяти минут, убегая в одну кулису и ту же появляясь из другой. При этом хореография взрывная, угловатая, резкая и очень быстрая — танцовщики совершают десятки мелких динамичных движений в минуту. Юми показала себя не только как выносливая танцовщица, но и как профессиональная актриса. Ее растерянности, отчаянию и любопытству веришь сразу.
Как и чародею, преображающему жизнь Мари. Здесь, как и у Петипа, это Дроссельмейер (исполнил Симон Репель). Критики видят в герое альтер эго самого хореографа — смелого, юркого, стремительно ведущего спектакль к кульминации и долгожданной развязке.
Декорации и костюмы
Никаких гигантских елок, пачек и воздушных шаров. Хореограф всегда говорит, что его работы в первую очередь визуальные — и, задумав показать другую сторону человеческой души и знакомой сказки, визуальный язык выбрал соответствующий. Над оформлением сцены и костюмов работа велась не менее тщательная, чем в репетиционном зале. Витиеватые гигантские зеркальные рамы; волшебный шкаф с руками, открывающий нам другую реальность; лестница из цветов — сценографию и костюмы разработали основатели французского дизайнерского дома On aura tout vu Ливия Стоянова и Ясен Самуилов. Сделали это стильно, но так, что костюмы не существуют сами по себе — они помогают рассказывать историю: цветочные маски в «Вальсе Цветов», фраки на балу, потеря «брони» Мари, когда она принимает себя; принц, лишившийся кожи, почувствовав уязвимость. Сплошное эстетическое удовольствие.
Хореограф, нарушающий правила
Вопрос «А стоит ли отходить от классики?» — задавал себе и сам Вербрюгген, и Филипп Коэн, директор балетной труппы. Впрочем, оба решили что стоит. Отказавшись от темы рождества, и тем самым сделав постановку всесезонной, Йерон сохранил любимые зрителями вальс цветов и вальс снежинок. Это реверанс в сторону поклонников классики. Естественно, танцы он задумал в собственной редакции и так, чтобы каждая сцена давала развитие задуманному сюжету. Танец снежинок превратился в борьбу с отражениями — борьбу за возможность полюбить себя. Хореограф также сохранил партитуру Чайковского, но изменил порядок номеров и звучание некоторых мелодий.
Почитая традиции, он решил расширять границы. Благо существующее количество трактовок «Щелкунчика» позволяет хореографам всего мира смело браться за реализацию подобных идей.
После спектакля мы спросили у хореографа, остался ли он доволен реакцией зала и чувствует ли себя счастливым, показав «Щелкунчика» российскому зрителю.
Й.В.: Признаюсь, поначалу мне было немного страшно, но я получил хорошую обратную связь: зрители сочли постановку немного шокирующей, но очень захватывающей. И я, и вся труппа довольны тем, как принял зритель нашего нетрадиционного «Щелкунчика» – и в музыке, и в танце, и в рассказанной истории.
Такое ощущение, что люди знают музыку наизусть, потому что многие оставались удивлёнными в течение всего шоу от того, что не знали, что будет исполнено дальше.
WLD: Вы смотрели постановку из зала или из-за кулис?
Й.В.: Я смотрел постановку из зрительного зала: сначала было очень тихо, но потом публика раскачалась и в конце были даже слышны смешки. Также вокруг меня сидело несколько детей и все они казались зачарованными – мне нравится создавать постановку, доступную ребёнку, но в то же время настолько многослойную и завуалированную, чтобы только взрослые могли её прочесть.
WLD: Как относитесь к критическим замечаниям о том, что современная хореография и музыка Чайковского идут вразрез? Ведь любители классики наверняка не раз вас в этом упрекали.
Й.В.: Думаю, люди нуждаются в разных именах, чтобы уметь разбираться в стилях и жанрах.
В моем случае различные стили связывает именно музыкальность. Например, у меня классическое образование, но я не работаю с классикой как таковой. Я счастлив, что за свою карьеру прикоснулся к разным жанрам. Это делает меня более открытым.
XVII сезон фестиваля Dance Open подошёл к концу, но если однажды вы окажетесь у дверей Большого театра Женевы, не раздумывая загляните на постановку Вербрюггена.
На фестивале побывала Екатерина Перминова.
